Золотая роза Федосеева

Федосеев Роберт Юрьевич – 19 октября 2007 года

ЗОЛОТАЯ РОЗА ФЕДОСЕЕВА

ПАРАФРАЗ на стихи Владимира Маяковского
по случаю моего юбилея (19 октября 2007 года мне исполняется 70 лет)
(по мотивам поэмы В. Маяковского «ПЯТЫЙ ИНТЕРНАЦИОНАЛ»
и замечание М. Ю. Лермонтова)
В скобках указаны мои слова (Р. Ю. Ф.),
остальное В. В. Маяковского и М. Ю. Лермонтова

Поэзия (или иногда и изобретательство) – это сиди и над розой ной…
Для меня
невыносима мысль,
что роза выдумана не мной.
Я (70) лет отращиваю мозг
не для обнюхивания,
а для изобретения роз.

Я стать хочу
в ряды Эдисонам,
Лениным в ряд,
в ряды Эйнштейнам.

Я знаю точно – что такое (изобретение). Здесь описываются мною интереснейшие события, раскрывшие мне глаза. Моя логика неоспорима. Моя математика непогрешима.

Внимание!
Начинаю.
Аксиома:
Все люди имеют шею.
Задача:
Как (изобретателю) пользоваться ею?
Решение:
Сущность (изобретения) в том, чтобы шею сильнее завинтить винтом.
Фундамент есть.
Начало благополучно.
По сравнению с Гершензоном даже получается научно.

Я и начал!
С настойчивостью Леонардо да Винчевою,
закручу,
раскручу
и опять довинчиваю.
Не думаю,
но возможно,
что это
немного
похоже даже на самоусовершенствование йога.

Постепенно,
практикуясь и тужась,
я шею так взвинтил,
что просто ужас.
В том, что я сказал,
причина коренится,
почему не нужна мне никакая заграница.
Ехать в духоте,
трясясь,
не спать,
чтобы потом на Париж паршивый пялиться?!
Да я его и из (Москвы) вижу,
как свои пять пальцев.
Мой способ дешевый и простой:
руки в карманы заложил и стой.
Вставши,
медленно себя вытаскивай за уши.
Так
через год
я
мог
шею свободно разворачивать на вершок.
Прохожие развозмущались.
Потом привыкли.
Наконец,
и смеяться перестали даже –
мало ли какие у (изобретателей) бывают блажи.
А с течением времени
пользоваться даже стали –
при указании дороги.
«Идите прямо, –
тут еще стоят такие большие-большие ноги».

Я дней не считал.
И считать на что вам!
Отмечу лишь:
сквозь еловую хвою,
года отшумели с лесом мачтовым,
леса перерос и восстал головою.
Какой я к этому времени –
даже определить не берусь.
Человек не человек,
а так –
людогусь.

Я так натянул свою материю,
что ветром
свободно
насквозь свистело, –
и я
титанисто
боролся с потерею
привычного
нашего
плотного тела.
Казалось:
миг –
и постройки масса
рухнет с ног
со всех двух.
Но я
оковался мыслей каркасом.
Выметаллизировал дух.

Нервная система?
Черта лешего!
Я так разгимнастировал её,
что по субботам,
вымыв,
в просушку развешивал
на этой самой системе бельё.
Мысль – вещественней, чем ножка рояльная.
Вынешь мысль из-под черепа кровельки,
и мысль лежит на ладони,
абсолютно реальная,
конструкцией из светящейся проволоки.
Штопором развинчивается напрягшееся ухо.
Могу сверлить им
или
на бутыль нацелиться слухом
и ухом откупоривать бутылки.

Винти ещё!

Тихо до жути.
Хоть ухо выколи.
Но уши слушали.
Уши привыкли.

Сперва не разбирал и разницу нот.
Это всего-то отвинтившись версты на три!
Разве выделишь,
если кто кого ругнёт
особенно громко по общественной матери.
А теперь
не то что мухин полёт различают уши –
слышу
биенье пульса на каждой лапке мушьей.
Да что муха,
пустяк муха.
Слышу
каким-то телескопическим ухом:
мажорно
мира жернов
басит.
Выворачивается на своей оси.
Уже за час различаю –
небо в приливе.
Наворачивается облачный валун на валун им.
Это месяц, значит, звёзды вывел
и сам
через час
пройдёт новолунием.

Каждая небесная сила
по-своему голосила.
Раз!
Раз! –
это близко,
совсем близко
выворачивается Марс.
Пачками колец
Сатурн
расшуршался в балетной суете.
Вымахивает за туром тур он
своё мировое фуэтэ.
По эллипсисам,
по параболам,
по кругам
засвистывают на невероятные лады.
Солнце-дирижёр,
прибрав их к рукам,
шипит –
шипенье обливаемой сковороды.

А по небесному стеклу,
будто с чудовищного пера,
скрип
пронизывает оркестр весь.
Это,
выворачивая чудовищнейшую спираль,
солнечная система свистит в Геркулес.

Настоящая какофония!
Но вот
на этом фоне я
жёсткие,
как пуговки,
стал нащупывать какие-то буковки.
Воздух слышу, –
расходятся волны его,
груз фраз на спину взвалив,
перекидываются словомолниево
Москва
И Гудзонов залив.

Москва.
«Всем! Всем! Всем!
Да здравствует (ТВОРЧЕСКОЕ ОБЩЕСТВО)!
(Изобретатели всех стран, соединяйтесь)!
Эх!»

Чикаго.
«Всем! Всем! Всем!
Джимми Долларс предлагает партию
откормленнейших свиней»

Ловлю долетающее сюда извне.
В окружающее вросся.
Долетит –
и я начинаю звенеть и звенеть
антенами глаза,
глотки,
носа.

Сегодня я добился своего. Во вселенной совершилось наиневероятнейшее превращение.

Пространств мировых одоления ради,
охвата ради веков дистанций
я сделался вроде
огромнейшей радиостанции.

С течением времени с земли стали замечать моё сооружение. Земля ошеломилась. Пошли целить телескопы. Книга за книгой, за статьёй статья. Политехнический музей взрывался непрекращающимися диспутами. Я хватал на лету радио важнейших мнений. Сводка:

Те, кто не видят дальше аршина,
просто не верят:
«Какая такая (идеальная) машина??
(Изобретатели) утверждают:
«Новый выпуск «истов»,
просто напраление такое
новое –
(дешграммных программистов)».
Мистики пишут:
«Логос.
Это всемогущество. От господа бога-с».
П. С. Коган:
«Ну, что вы право,
Это
просто
символизируется посмертная слава».
Марксисты всесторонне обсудили диво.
Решили:
«Это олицетворённая мощь коллектива…
Это он о космосе!»

Я не выдержал, наклонился и гаркнул на всю землю:

– Бросьте вы там, которые о космосе!
Что космос?
Космос далеко-с, мусью-с!

То, что я сделал,
это
и есть называемое (дешграммной письменностью).
Выше Эйфелей,
выше гор
– кепка, старое небо дырь! –
стою,
будущих былин Святогор
богатырь.

Чтобы (изобретатель) перерос веков сроки,
чтобы (изобретатель)
человечеством полководить мог,
со всей вселенной впитывай соки
корнями вросших в землю ног.
(Господа)!
У кого лет сто свободных есть,
можете повторно мой опыт произвесть.
А захотелось на землю
вниз –
возьми и втянись.

Практическая польза моего изобретения:
при таких условиях
древние греки
свободно разгуливали б в тридцатом веке.

Смотрю на землю, восторженно поулыбливаясь.

На всём
вокруг
ни черного очень,
ни красного,
но и ни белого не было.
Земшар
сияньем сплошным раззолочен,
и небо
над шаром
раззолотонебело.
Где раньше
река
водищу гоняла,
лила наводнения,
буйна,
гола, –
теперь
геометрия строгих каналов
мрамору в русла спокойно легла.
Где пыль
вздымалась,
ветрами дуема,
Сахары охрились, жаром леня, –
росли
из земного
из каждого дюйма,
строения и зеленя.
Глаза –
восторженней над феерией рей!
Реальнейшая
подо мною
вон она –
жизнь,
мечтаемая от дней Фурье,
Роберта Оуэна и Сен-Симона.

(Федосеев)!
Опять человеком будь!
Силой мысли,
нервов,
жил
я,
как стоверстовую подзорную трубу,
тихо шеищу сложил.

Небылицей покажется кое-кому.
А я,
в середине (ХХХ) века,
на Земле,
среди Федерации Коммун –
гражданин (ТВОРЧЕСКОГО ОБЩЕСТВА).

Эпилог
Михаил Юрьевич Лермонтов прозрел:
"Когда б к покорности незнанья
Нас жить создатель осудил,
Неисполнимые желанья
Он в наши души б не вложил".

© 1814 – 2007 М. Ю. Лермонтов, В. В. Маяковский, Р. Ю. Федосеев http://robfed.narod.ru